- Из сборника рассказов "ЧЕМОДАН"
-
- Корпуса университета находились в старинной части города. Сочетание воды
и камня порождает здесь особую, величественную атмосферу. В подобной обстановке
трудно быть лентяем, но мне это удавалось.
-
- Это
был высокий, еще не старый человек. Выглядел он почти интеллигентно. Его
охраняли двое хмурых упитанных молодцов. Их выделяла легкая меланхолия,
свидетельствующая о явной готовности к драке.
-
- Я и
сейчас одет неважно. А раньше одевался еще хуже. В Союзе я был одет настолько
плохо, что меня даже корили за это. Вспоминаю, как директор Пушкинского
заповедника говорил мне:
- -
Своими брюками, товарищ Довлатов, вы нарушаете праздничную атмосферу здешних
мест...
-
- -
Нужен узбек. Возьмешься за это дело?
- -
Ладно, - говорю, - но я тебя предупреждаю. Очерк будет социально значимым. С
широким общественно-политическим звучанием.
- -
Ты выпил? - спросил Безуглов.
- -
Нет. А у тебя есть предложения?
-
- Мне
вдруг стало тошно. Что происходит? Все не для печати. Все кругом не для печати.
Не знаю, откуда советские журналисты черпают темы!.. Все мои затеи -
неосуществимые. Все мои разговоры - не телефонные. Все знакомства -
подозрительные...
-
- Скажу, забегая вперед, что незнакомец был шпионом. Просто мы об этом не
догадывались. Мы решили, что он из Прибалтики. Всех элегантных мужчин у нас
почему-то считали латышами.
-
- Сведения, которые мы имеем о
вас, более чем противоречивы. Конкретно - бытовая неразборчивость, пьянка,
сомнительные анекдоты... Мне захотелось спросить - что же тут противоречивого?
Но я сдержался. Тем более, что майор вытащил довольно объемистую папку. На
обложке была крупно выведена моя фамилия.
- Я не отрываясь глядел на эту
папку. Я испытывал то, что почувствовала бы, допустим, свинья в мясном отделе
гастронома.
-
- Я
болен, счастлив, все меня жалеют. Я не должен мыться холодной водой...
-
- В
пути рядовой Чурилин упился, как зюзя, и начал совершать безответственные
действия. В результате было нанесено увечье ефрейтору Довлатову, кстати, такому
же, извиняюсь, мудозвону... Хоть бы зека постыдились...
-
- Черкасова знала вся страна как артиста, депутата и борца за мир. Моего
отца знали только соседи как человека пьющего и нервного. У Черкасова была дача,
машина, квартира и слава. У моего отца была только астма.
-
- -
Какая ты счастливая, Нора! Твоему Сереже ириску протянешь, он доволен. А мой
оболтус любит только шоколад...
- Конечно, я тоже любил шоколад. Но делал вид, что предпочитаю ириски.
-
- Значит, что-то есть в
марксистско-ленинском учении. Наверное, живут в человеке социальные инстинкты.
Всю сознательную жизнь меня инстинктивно тянуло к ущербным людям - беднякам,
хулиганам, начинающим поэтам. Тысячу
раз я заводил приличную компанию, и все неудачно. Только в обществе дикарей,
шизофреников и подонков я чувствовал себя уверенно.
-
- Короче, наши матери превратились в одинаково грустных и
трогательных старух. А мы - в одинаково черствых и невнимательных сыновей. Хотя
Андрюша был преуспевающим физиком, я же - диссидентствующим лириком.
-
- Я убедился, что порабощенные страны выглядят одинаково. Все
разоренные народы - близнецы... Вмиг облетает с человека шелуха покоя и
богатства. Тотчас обнажается его израненная, сиротливая душа.
-
- Умер Леже коммунистом, раз и навсегда поверив величайшему,
беспрецедентному шарлатанству. Не исключено, что, как многие художники, он был
глуп.
-
- С детства я готов терпеть все, что угодно, лишь бы избежать
ненужных хлопот.
-
- Меня угнетали торчащие из-под халата ноги. У нас в роду это
самая маловыразительная часть тела. Да и
халат был в пятнах.
-
- - Ясно, - говорю, - только будьте поосторожнее. Вас за такие
разговоры не похвалят.
- - Вам можно доверять. Я это сразу поняла. Как только увидела
портрет Солженицына.
- - Это Достоевский. Но и Солженицына я уважаю...
-
- Мы пошли в кино на "Иванове детство". Фильм был достаточно
хорошим, чтобы я мог отнестись к нему снисходительно.
-
- А вот картины Тарковского я похваливал снисходительно. При
этом намекая, что Тарковский лет шесть ждет от меня сценария.
-
- Мы заказали двести граммов коньяка. Денег оставалось мало, а
знаменитостей все не было. Видно, Елена Борисовна так и не узнает, что я
многообещающий литератор.
-
- Просто мы оказались
дома. Это было двадцать лет назад.
- За эти годы
влюблялись, женились и разводились наши друзья. Они писали на эту тему стихи и
романы. Переезжали из одной республики в другую. Меняли род занятий, убеждения,
привычки. Становились диссидентами и алкоголиками. Покушались на чужую или
собственную жизнь. Кругом возникали и с грохотом рушились прекрасные,
таинственные миры. Как туго натянутые струны, лопались человеческие отношения.
Наши друзья заново рождались и умирали в поисках счастья.
- А мы? Всем соблазнам
и ужасам жизни мы противопоставили наш единственный дар - равнодушие.
Спрашивается, что может быть долговечнее замка, выстроенного на песке? Что можно
представить себе в семейной жизни прочнее и надежнее обоюдной бесхарактерности?.. Что можно представить
себе благополучнее двух враждующих государств,
не способных к обороне?..
-
- Подобно большинству журналистов, я мечтал написать роман. И,
не в пример большинству журналистов, действительно занимался литературой. Но мои
рукописи были отклонены самыми прогрессивными журналами.
- Сейчас я могу этому только радоваться. Благодаря цензуре мое
ученичество затянулось на семнадцать лет. Рассказы, которые я хотел напечатать в
те годы, представляются мне сейчас абсолютно беспомощными. Достаточно того, что
один рассказ назывался "Судьба Фаины".
-
- Три вещи может сделать женщина для русского писателя. Она
может кормить его. Она может искренне поверить в его гениальность. И наконец,
женщина может оставить его в покое. Кстати, третье не исключает второго и
первого.
-
- Трудно понять, что нас связывало. Разговаривали мы чаще всего
по делу. Друзья были у каждого свои. И даже книги мы читали разные. Моя жена
всегда раскрывала ту книгу, что лежала ближе. И начинала читать с любого
места.
-
- У меня, например, есть двоюродные братья.
- Все трое - пьяницы и хулиганы. Одного я люблю, к другому
равнодушен, а с третьим просто незнаком...
-
- Дочку мы почти не воспитывали, только любили.
-
- Целый лист занимала глянцевая школьная карточка. Четыре ряда
испуганных, напряженных, замерших физиономий. Ни одного веселого детского
лица.
-
- Раньше полноценному человеку нужны была дубленка и
кандидатская степень. Теперь к этому добавился израильский вызов.
-
- А может, бессознательно стремился к репрессиям. Такое
случается. Грош цена российскому интеллигенту, не побывавшему в тюрьме.
-
- Приезжаю в редакцию. Как всегда, опаздываю минут на сорок.
Соответственно, принимаю дерзкий и решительный вид.
- - Салют, - говорю, - что приуныли, трубадуры режима?
-
- Друзья оказались тремя сравнительно молодыми женщинами. Звали
женщин - Софа, Рита и Галина Павловна. Документальный фильм, который они
снимали, назывался "Мощный аккорд". Речь в нем шла о комбинированном питании для
свиней.
-
- Происходило что-то странное. Когда я был нормальным человеком,
мной пренебрегали. Теперь, когда я стал почти инвалидом, женщины окружили меня
вниманием. Они буквально сражались за право лечить мой глаз.
-
- - Если мы сейчас остановимся, это будет искусственно. Мы пили,
когда не было денег. Глупо не пить теперь, когда они есть...
-
- Заходя в очередной ресторан, Боря протягивал мне свою шапку.
Когда мы оказывались на улице, я ему эту шапку с благодарностью возвращал.
-
- Вечером после совещания он раза два звонил мне. Так, без
конкретного повода. Вялый тон его говорил о нашей крепнущей близости. Ведь другу
можно позвонить и без особой нужды.
- - Тоска, - жаловался Шлиппенбах, - и выпить нечего. Лежу тут
на диване в одиночестве, с женой...
-
- Конечно, я мог бы отказаться. Но почему-то согласился. Вечно я
откликаюсь на самые дикие предложения. Недаром моя жена говорит:
- - Тебя интересует все, кроме супружеских обязанностей.
-
- Потом я нарядился, и мы заказали такси. По студии я шел в
костюме государя императора. Встречные оглядывались, но редко.
-
- Достигнув цели [купив пива ] , люди отходили в
сторону, предвкушая блаженство. На газон летела серая пена.
- Каждый нес в себе маленький личный пожар. Потушив его, люди
оживали, закуривали, искали случая начать беседу.
-
- Галина добавила: Я пива не употребляю. Но выпью с
удовольствием...
-
- Театральный костюм потом валялся у меня два года. Шпагу
присвоил соседский мальчишка. Шляпой мы натирали полы. Камзол носила вместо
демисезонного пальто экстравагантная женщина Регина Бриттерман. Из бархатных
штанов моя жена соорудила юбку.
-
- Рассказчик говорит о том, как живут люди, прозаик говорит о
том, как должны жить люди, а писатель - о том, ради чего живут люди.
|