- Из
сборника рассказов "КОМПРОМИСС"
-
- -Это лысый такой?
- - Каширин - опытный журналист. Человек довольно мягкий...
- - Дерьмо, - говорю, - тоже мягкое.
-
- - У тебя все действующие лица - подлецы. Если уж герой -
подлец, ты должен логикой рассказа вести его к моральному краху. Или к
возмездию. А у тебя подлецы - нечто естественное, как дождь или снег...
-
- Я давно уже не разделяю людей на положительных и
отрицательных. А литературных героев - тем более. Кроме того, я не уверен, что в
жизни за преступлением неизбежно следует раскаяние, а за подвигом- блаженство.
-
- Стала она врать. Я в таких случаях молчу - пусть. Бескорыстное
вранье - это не ложь, это поэзия.
-
- Алле я сказал только одну фразу: "Хотите, незаметно исчезнем?"
Я всем говорю эту фразу. (Женщинам, разумеется.) Или почти всем. На всякий
случай. Фраза недвусмысленная и безобидная при этом.
-
- В конце спектакля началась такая жуткая пальба, что я ушел, не
дожидаясь оваций. Город у нас добродушный, все спектакли кончаются бурными
аплодисментами...
-
- - Слушайте, - говорю, - это любопытно. Вырисовывается
интернационализм. Дружба народов... Они зарегистрированы?
- - Разумеется. Он ей каждый день записки пишет. И
подписывается: "Твой соевый батончик".
- - Разрешите мне позвонить?
- - Сделайте одолжение.
- Звоню в редакцию. Подходит Туронок.
- - Слушаю вас... Туронок.
- - Генрих Францевич, только что родился мальчик.
- - В чем дело? Кто говорит?
- - Это Довлатов. Из родильного дома. Вы мне задание
дали...
- - А, помню, помню.
- - Так вот, родился мальчик. Большой, здоровый... Пятьдесят
восемь сантиметров. Вес - четыре
двести... Отец - эфиоп.
- Возникла тягостная пауза.
- - Не понял, - сказал Туронок.
- - Эфиоп, - говорю, - родом из Эфиопии... Учится здесь...
Марксист, - зачем-то добавил я.
- - Вы пьяны? - резко спросил Туронок.
- - Откуда?! Я же на задании.
- - На задании... Когда вас это останавливало?! Кто в декабре
облевал районный партактив?..
- - Генрих Францевич, мне неловко подолгу занимать телефон...
Только что родился мальчик. Его отец - дружественный нам эфиоп.
- - Вы хотите сказать -
черный?
- - Шоколадный.
- - То есть - негр?
- - Естественно.
- - Что же тут естественного?
- - По-вашему, эфиоп не человек?
- - Довлатов, - исполненным муки голосом произнес Туронок, -
Довлатов, я вас уволю... За попытки дискредитировать все самое лучшее...
Оставьте в покое своего засранного эфиопа! Дождитесь нормального - вы слышите
меня? - нормального человеческого ребенка!..
- - Ладно, - говорю, - я ведь только спросил...
- Раздались частые
гудки. Теппе сочувственно поглядел на меня.
- - Не подходит, - говорю.
- - У меня сразу же возникли сомнения, но я промолчал.
-
- Говорю Теппе:
- - Оказывается, и Щтейн не подходит.
- - У меня были сомнения.
- - А кто меня, спрашивается, разбудил?
- - Я разбудил. Но сомнения у меня были.
-
- Алиханов встретил ее на пороге. Это был огромный молодой
человек с низким лбом и вялым подбородком. В глазах его мерцало что-то фальшиво
неаполитанское
-
- - Я все-таки хочу знать, что вы испытывали на Севере?
Фигурально выражаясь, о чем молчала тундра?
- - Что?
- - О чем молчала тундра?
- - Лида! - дико крикнул Алиханов. - Я больше не могу! Я не
гожусь для радиопередачи!
- Я вчера напился! У меня долги и алименты!
-
- Сын - Таинственная личность. Шесть лет уклоняется от воинской
повинности. Шесть лет симулирует попеременно - неврозы, язву желудка и
хронический артрит. Превзошел легендарного революционера Камо. За эти годы
действительно стал нервным, испортил желудок и приобрел хронический артрит. Что
касается медицинских знаний, то Игорь давно оставил позади любого участкового
врача. Кроме того, разбирается в джазе и свободно говорит по-английски... В
общем, человек довольно интересный, только не работает...
-
- - Это я беру на себя. Мне нужен твой...
- - Цинизм? - подсказал я.
- - Твой профессиональный опыт, - деликатно сформулировала
Лида.
-
- Назавтра вызывает меня редактор Туронок.
- - Садитесь.
- Сел.
- -Разговор будет неприятный.
- "Как все разговоры с тобой, идиот", - подумал я.
-
- Приставал, думаю. Еще как приставал. Руку мне, журналисту,
подал. То-то я удивился...
-
- В любой газетной редакции есть человек, который не хочет, не
может и не должен писать. И не пишет
годами. Все к этому привыкли и не удивляются.
-
- - И еще вот что, - попросил Жбанков, - ты слишком умных
разговоров не заводи. Другой раз бухнете с Шаблинским, а потом целый вечер:
"Ипостась, ипостась..." Ты уж что-нибудь полегче... Типа - Сергей Есенин,
армянское радио...
-
- - Вы - алкоголик?
- - Да, - четко ответил
Жбанков, - но в меру...
-
- Поразительно устроен человек! Или я один такой?! Знаешь, что
вранье, примитивное райкомовское вранье, и липа, да еще с голливудским налетом,-
все знаешь и счастлив как мальчишка...
-
- Машина остановилась возле сельмага. У прилавка толпился народ.
Жбанков, вытянув кулак с шестью рублями, энергично прокладывал себе дорогу.
- - На самолет опаздываю, мужики... Такси, понимаешь, ждет...
Ребенок болен... Жена, сука, рожает...
-
- ...Есть что-то жалкое в корове, приниженное и отталкивающее. В
ее покорной безотказности, обжорстве и равнодушии. Хотя, казалось бы, и
габариты, и рога... Обыкновенная курица и та выглядит более независимо. А эта -
чемодан, набитый говядиной и отрубями... Впрочем, я их совсем не знаю...
-
- - Спроси ее чего-нибудь для понта, - шепнул мне Жбанков.
- - Вот ты и спроси, - говорю.
- Жбанков наклонился к Линде Пейпс и мрачно спросил:
- - Который час?
- - Переведите, - оттеснил я его, - как Линда добилась таких
высоких результатов?
-
- - У тебя есть машина?
- - Ты спроси, есть ли у меня целые носки.
-
- Я выпил и снова налил. Белла тащила Жбанкова в спальню. Ноги
его волочились, как два увядших гладиолуса.
-
- Как обычно, не хватило спиртного, и, как всегда, я предвидел
это заранее. А вот с закуской не было проблем. Да и быть не могло. Какие могут быть проблемы, если Севастьянову
удавалось разрезать обыкновенное яблоко на шестьдесят четыре дольки?!.
-
- - А бабы-то умнее, чем я думал. Поели, выпили и
ретировались.
- - Ну и хорошо, - произнес Севастьянов, -давайте я картошки
отварю.
- - Ты бы еще нам каши предложил! - сказал Шаблинский.
-
- Вообще я заметил, что человеческое обаяние истребить довольно
трудно. Куда труднее, чем разум, принципы или убеждения.
-
- В журналистике каждому разрешается делать что-то одно. В
чем-то одном нарушать принципы социалистической морали. То есть одному
разрешается пить. Другому - хулиганить. Третьему - рассказывать политические анекдоты.
Четвертому - быть евреем. Пятому - беспартийным. Шестому - вести аморальную
жизнь. И так далее. Но каждому, повторяю, дозволено что-то одно. Нельзя быть
одновременно евреем и пьяницей. Хулиганом и беспартийным...Я же был пагубно
универсален. То есть разрешал себе всего понемногу.
-
- После этого я не служил. Редактировал какие-то генеральские
мемуары. Халтурил на радио. Написал брошюру "Коммунисты покорили тундру". Но
даже и тут совершил грубую политическую ошибку. Речь в брошюре шла о
строительстве Мончегорска. События происходили в начале тридцатых годов. Среди
ответственных работников было много евреев. Припоминаю каких-то Шимкуса,
Фельдмана, Рапопорта... В горкоме ознакомились и сказали-
- - Что это за сионистская прокламация: Что это за мифические
евреи в тундре? Немедленно уничтожить весь тираж!..
- Но гонорар я успел получить.
-
- С продавленного дивана встал мужчина лет тридцати. У него было
смуглое мужественное лицо американского киногероя. Лацкан добротного
заграничного пиджака был украшен гвоздикой. Полуботинки сверкали. На фоне
захламленного жилища Эрик Буш выглядел космическим пришельцем.
-
- Бушу протянули стакан ликера. Буш охотно выпил и сказал:
- - Мне нельзя. Я на задании.
-
- Буш отдал статью машинисткам. Называлась она длинно и красиво:
"Я вернусь, чтобы снова отведать ржаного хлеба!"
- Статья была опубликована. На следующий день Буша вызвали к
редактору. В кабинете сидел незнакомый мужчина лет пятидесяти. Его лицо выражало
полное равнодушие и одновременно крайнюю сосредоточенность.
-
- Как раз в эти дни Буш познакомился с Галиной. До этого его
любила Марианна Викентьевна, крупный торговый работник. Она покупала Бушу
сорочки и галстуки. Платила за него в ресторанах. Кормила его вкусной и здоровой
пищей.
- Но карманных денег Бушу не полагалось. Иначе Буш сразу
принимался ухаживать за другими женщинами.
-
- ...И тут возникла Галина Аркадьевна. Практически из ничего.
Может быть, под воздействием закона сохранения материи.
-
- Буш целыми днями разгуливал в зеленом халате, который Галина
сшила ему из оконной портьеры. Он готовил речь, которую произнесет, став
Нобелевским лауреатом. Речь начиналась такими словами: "Леди и джентльмены!
Благодарю за честь. Как говорится - лучше поздно, чем никогда..."
-
- - Ну а я - человек простой. Занимаюсь в свободные дни теорией
музыки. Кстати, что вы думаете о политональных наложениях у Бриттена?
-
- Редактор говорил мне:
- - У вас потрясающее чувство юмора. Многие ваши афоризмы я
помню наизусть. Например, вот это: "Когда храбрый молчит, трусливый
помалкивает..."
-
- Редактор "Советской Эстонии" был человеком добродушным.
Разумеется, до той минуты, пока не становился жестоким и злым. Пока его не
вынуждали к этому соответствующие инструкции. Известно, что порядочный человек
тот, кто делает гадости без удовольствия...
-
- И вот я должен, заменив Шаблинского, участвовать в похоронных
торжествах, скорбеть и лицемерить. Звоню на телестудию:
- - Кто занимается похоронами?
- - Сам Ильвес.
- Я чуть не упал со стула.
- - Рандо Ильвес, сын покойного. И организационная
комиссия.
-
- - Отсебятины быть не должно.
- Знаете, - говорю, -
уж лучше отсебятина. чем
отъеготина.
- -Как? - спросила женщина.
- - Ладно, - говорю, - все будет нормально.
-
- Он был готов на все ради достижения цели. Пользовался любыми
средствами. Цель представлялась все туманнее. Жизнь превратилась в достижение
средств. Альтернатива добра и зла переродилась в альтернативу успеха и неудачи.
Активная жизнедеятельность затормозила нравственный рост. Когда нас познакомили,
это был типичный журналист с его раздвоенностью и цинизмом. О журналистах
замечательно высказался Форд: "Честный газетчик продается один раз". Тем не
менее я считаю это высказывание идеалистическим. В журналистике есть скупочные
пункты, комиссионные магазины даже барахолка. То есть перепродажа идет
вовсю.
-
- С Мариной он расстался потому, что задумал жениться. Марина в
жены не годилась. Было ей, повторяю, около тридцати, курящая и много знает. Мишу
интересовал традиционный еврейский брачный вариант. Чистая девушка с
хозяйственными наклонностями. Кто-то его познакомил. Действительно, милая
Розочка усиками. Читает, разбирается. Торговый папа.
-
- У хорошего человека
отношения с женщинами всегда складываются трудно. А я человек хороший. Заявляю
без тени смущения, потому что гордиться тут нечем. От хорошего человека ждут
соответствующего поведения. К нему предъявляют высокие требования. Он тащит на
себе ежедневный мучительный груз благородства, ума, прилежания, совести, юмора.
А затем его бросают ради какого-нибудь отъявленного подонка
- И этому подонку
рассказывают, смеясь, о нудных добродетелях хорошего человека.
- Женщины любят только
мерзавцев, это всем известно. Однако быть мерзавцем не каждому дано. У меня был
знакомый валютчик Акула. Избивал жену черенком лопаты. Подарил ее шампунь своей
возлюбленной. Убил кота. Один раз в жизни приготовил ей бутерброд с сыром. Жена
всю ночь рыдала от умиления и нежности. Консервы девять лет в Мордовию посылала.
Ждала...
- А хороший человек,
кому он нужен, спрашивается?..
-
- В толпе бесшумно сновали распорядители. Все они были мне
незнакомы. Видимо, похоронные торжества нарушают обычную иерархическую систему.
Безымянные люди оказываются на виду. Из тех, кто готов добровольно этим
заниматься.
-
- Редактор Туронок пытался настаивать:
- - Там собираются узники, а вовсе не фронтовики.
- - Как будто я не узник! - возвысил голос Жбанков.
- - Вытрезвитель не считается, - едко заметил редактор.
-
- Сама мысль о запое
была его предвестием..
-
- - Я буду еврейской нации. А вы, простите, какой нации
будете?
- Жбанков несколько растерялся. Подцепил ускользающий
маринованный гриб.
- - Я буду русской... еврейской нации, - миролюбиво
сформулировал он.
-
- Миша попался им на дороге. Вид у него был достаточно
живописный. Глаза возбужденно сверкали. Галстук лежал на плече. Среди бывших
узников концентрационных лагерей Жбанков выделялся истощенностью и трагизмом
облика.
-
- Реализм Довлатова - театрализованный реализм. Прозаик писал не
о том, "как живут люди",а о том, как они не умеют жить.По правде говоря, не
очень-то умел жить и сам автор всех этих невыдуманно-выдуманных историй.
-
- Из
сборника рассказов "ЗАПОВЕДНИК"
-
- Я перелистывал "Дневники" Алексея Вульфа. О Пушкине говорилось
дружелюбно, иногда снисходительно. Вот она, пагубная для зрения близость. Всем
ясно, что у гениев должны быть знакомые. Но кто поверит, что его знакомый -
гений?!.
-
-
- Есть что-то ущербное в
нумизматах, филателистах, заядлых путешественниках, любителях кактусов и
аквариумных рыб. Мне чуждо сонное долготерпение рыбака, безрезультатная
немотивированная храбрость альпиниста, горделивая уверенность владельца
королевского пуделя.
-
- - Нужно как следует подготовиться. Проштудировать методичку. В
жизни Пушкина еще так много неисследованного... Кое-что изменилось с прошлого
года...
- - В жизни Пушкина? - удивился я.
-
- - Где вы остановились? Хотите, я позвоню в гостиницу? У нас их
две, хорошая и плохая. Вы какую предпочитаете?
-
- - Тут, - говорю, -надо подумать.
-
- Между тем из-за поворота вышел Леня Гурьянов, бывший
университетский стукач.
- - Борька, хрен моржовый, - дико заорал он, - ты ли это?!
- Я отозвался с неожиданным радушием. Еще один подонок застал
меня врасплох. Вечно не успеваю сосредоточиться...
-
- Я решил спокойно все обдумать. Попытаться рассеять ощущение
катастрофы, тупика. Жизнь расстилалась вокруг необозримым минным полем. Я
находился в центре. Следовало разбить это поле на участки и браться за дело.
Разорвать цепь драматических обстоятельств. Проанализировать ощущение краха.
Изучить каждый фактор в
отдельности.
-
- Оглядываясь, ты видишь руины? Этого можно было ожидать. Кто
живет в мире слов, тот не ладит с вещами.
-
- Во что ты превратил свою жену? Она была простодушной,
кокетливой, любила веселиться. Ты сделал ее ревнивой, подозрительной и нервной.
Ее неизменная фраза: "Что ты хочешь этим сказать?"- памятник твоей
изворотливости...
-
- Господи, думаю, здесь все ненормальные. Даже те, которые
считают ненормальными всех остальных...
-
- В стороне бродили одноцветные коровы, плоские, как театральные
декорации.
-
- - Мне говорили, у вас сдается комната.
- На лице Михал Иваныча выразилось сильнейшее замешательство.
Впоследствии я убедился, что это - его обычная реакция на любое, самое
безобидное заявление.
-
- - Какой же, - говорю, - без этого музей? Без нездорового-то
интереса? Здоровый интерес бывает только к ветчине...
-
- -Что же тебя в ней привлекало?
- Михал Иваныч надолго задумался.
- - Спала аккуратно, - выговорил он, - тихо, как
гусеница...
-
- - Сосед, выручи, дай пятерочку... Ну, трояк... Христом-Богом
прошу... Сучара ты бацильная...
-
- Первая же его курсовая работа осталась незавершенной. Более
того, он написал лишь первую фразу. Вернее - начало первой фразы. A именно: "Как
нам известно..." На этом гениально задуманная работа была прервана.
-
- Митрофанов вырос фантастическим лентяем, если можно назвать
лентяем человека, прочитавшего десять тысяч книг.
-
- Рассказывать Митрофанов умел. Его экскурсии были насыщены
внезапными параллелями, ослепительными гипотезами, редкими архивными справками и
цитатами на шести языках.
-
- ... Ты как насчет этого?
- - Насчет пленэра?
- - Насчет портвейна.
- Я замахал руками. Мне ведь - стоит только начать.
Останавливаться я не умею. Самосвал без тормозов...
-
- "Наконец после долгой и мучительной болезни великий гражданин
России скончался. А Дантес все еще жив, товарищи..."
-
- Хотя дней через пять я заучил текст экскурсии наизусть, мне
ловко удавалось симулировать взволнованную импровизацию.
-
- Слабые люди
преодолевают жизнь, мужественные - осваивают...
-
- Кто-то привел иностранного дипломата, оказавшегося греческим
моряком.
-
- Разговор становился многозначительным.
-
- Далее Таня чуть слышно выговорила:
- - Давайте беседовать, просто беседовать...
- За три минуты до этого я незаметно снял ботинки.
- - Теоретически, - говорю, - это возможно. Практически -
нет...
- А сам беззвучно проклинаю испорченную молнию на
джемпере...
- Тысячу раз буду падать в эту яму. И тысячу раз буду умирать от
страха. Единственное утешение в том, что этот страх короче папиросы. Окурок еще
дымится, а ты уже герой...
-
- Бывало, что я напивался и тогда звонил ей.
- - Это мистика - кричал я в трубку. -Самая настоящая мистика...
Стоит мне позвонить - и ты каждый раз говоришь, что уже два чaca ночи...
-
- Как все легкомысленные мужчины, я был неочень злым человеком.
Я начинал каяться или шутить.
-
- Но где же любовь? Где ревность и бессонница? Где половодье
чувств? Где неотправленные письма с расплывшимися чернилами? Где обморок при
виде крошечной ступни? Где купидоны, амуры и прочие статисты этого
захватывающего шоу? Где, наконец, букет цветов за рубль тридцать?!.
-
- Однажды Таня позвонила мне сама. По собственной инициативе. С
учетом ее характера это была почти диверсия.
|